Из воспоминаний Alexander Neustadt (San Francisco) В том 1941 году мне исполнилось шесть лет. Был конец июня, а в нём первая бомбёжка, железнодорожная платформа загруженная какими-то ящиками и мы с какими-то пожитками, которые успели схватить в какую-то неведомую дорогу. Где-то нас опять бомбили... Появление предположительного наклонения (-то) говорит о том, что шестилетний мальчишка не всё понимал тогда, а почти восьмидесятилетний человек не всё помнит сегодня.
Однако, зимой 1941 года мою мать, Соколовскую Иду Давыдовну, направили на работу воспитательницей? в Усть-Зулинский детский дом. О детях ленинградских слышал тогда: "тяжелые". Такими они и должны были быть, перенесшие уже бомбёжки, сложную эвакуацию, холод и голод войны. Мне кажется, что через некоторое время "тяжелые" как-то начали приходить в себя и становиться нормальными детьми и каждый со своими сложностями и простатой от Бога и от обстоятельств.
Сельсовет дал нам комнату в доме на пересечении двух улиц. Одна спускалась от церкви с горки до пересечения с улицей, которая шла мимо магазина, детдома, дома учительницы? и до моста через реку. Мы с матерью жили в детдоме в комнатах с детьми. Понятно, что привезти дрова оказалось нам не под силу. Помню ту зиму, было холодно, было босо, было голодно. Наша обувь обветшала, одежда была лёгкой... Что-то предпринималось: прошла молва, что для нас где-то уже плетут лапти. Мы не пошли, а побежали в школу. Мимо дровеника у кухни, вверх, через забор из тонких сосновых жердей, туда, где стояла двухэтажная школа из посеревшего бруса. Помню: парты, потёртую книгу русских народных сказок, тетради прописей (калиграфия) и "мама мыла раму".
*********************************
Я помню себя в каком-то доме. Какие-то девочки показывают мне "альбом" (сшитая терадка). В ней стихи или песни, и все они украшены цветными карандашами. Возможно в этом же доме меня угощали то ли пареной, то ли печёной репой. Какая-то женщина вынимает рогачём чугунок из печи, а в нём репа... И опять к еде: мне кто-то говорит: "это пирог с рыбой" и опять кто-то снимает верхной слой теста, а там, в тепле, пристроились две рыбки (караси, линки?) и обе таращатся на мена белыми глазами. Плохо помню обстановку в доме. Да и простой она была: печь, полати, длинная скамья из толстенной плахи вдоль стены. Примитивно, но всё это придавало обитателям тёплый уют, простую пищу и крышу над головой. Да, завалинка вдоль дома. Летом я стою у прямоугольной грядки - у чуда агротехники суровой Зулы. Это сантиметров тридцать навоза, накрытого землёй, всё это огорожено густой рыболовной сетью (жуки запутаются). Ждали огурцов! А ещё кто-то вынимает из валенка слегка побуревший помидир...
......Во дворе детдома старшие играли в лапту.
Иногда в игру принимали и нас, иногда катали на палках, но без злобы. Был ещё и
клёк, чиж. В бабки не играли - бабок не было ни у нас ни у родительских. А вот
чем занимались девчонки не помню. Помню одну девочку - Таню Полумордвинову и
парня-китайца по имени или фамилии - Ливанью. Он то откуда?
Я встал на перекрёстке, повернувшись лицом
к церкви. Справа, на стороне церкви "мой" дом. Перейдём дорогу от моего
дома в сторону детдома и там окажется магазин, который заперт всегда (что было
продавать-то?). Но я хорошо знаю, что там, прямо перед дверью за
прилавком, висит шкура росомахи, а справа на полке стоят лампы "летучая
мышь". Это ещё не галюцинация (погодите и это будет). Если спуститься вниз
по Вертикальной, то там уже где-то внизу был скотный? двор. Как-то там дядечка
налил мне банку сыворотки и я узнал смысл сепаратора. Зимой в детдоме
говорили, что по наметённому сугробу через крышу в тот двор забрались волки. А
вот получилось ли у них - не знаю. Кажется нет.
К церкви я ходил летом по грибы. Ничего
особенного - сыроежки, несколько земляничек, замечательные берёзы, безлюдие.
Тёс церкви был покрашен в серо-голубое, двери всегда были заперты. Детдомовский
интерес к церкви пробуждался зимой. Под левым окном, прямо под колокольней не
было одной доски - отодрали. Тощие мы мальчишки залезали под тёс и там,
карабкаясь по срубу, добирались до того окна и там как-то уже через окно
прыгали на кучу зерна на полу. По горсти в карман и вон в грешный наш мир, а в нём
долго перетерали добытые зубами зёрна.
А зимой чуть ниже церкви начиналась лыжня
вниз по горке. Был даже трамплин, с которого я свалился несколько раз. В
детдоме было много лыж. Отуда? Но креплений к ним не оказалось. Верёвками,
лыком, чем попало мы крепили лыжи, а для коллективного бобслея старшие умельцы
сколачивали из пары лыж санки. И опять вниз, но уже с визгом и криками.
Из воспоминаний Иванова Петра Федоровича(1902г. рождения) ".....Еще была толстая книга под названием «Черная магия», в ней были всякие наговоры и ворожба. Применив ее содержание, житель деревни Михаил Петрович и сын Василия Маркова учинили опыт с черной кошкой, чтобы сделаться невидимками. Невидимками не стали, а веселый смех учинили над собой, так как кому-то из друзей похвастали своими опытами..."
Война была далеко от наших краев, и конечно,
сельчанам было трудно представить её. О ней напоминали только солдатские
треугольники, да похоронки. Настоящим холодом война дохнула, когда в селе
появились первые эвакуированные. Это были ленинградцы. Их тут же расселили по
домам, детей устроили в детский сад и школу, взрослым предоставили работу. Но
самое тяжелое впечатление было, когда в село привезли ленинградских ребят, они
то знали, что такое война не по наслышке. Очень быстро развернули работу по
открытию детского дома. Здание начальной школы заняли под жильё, стоящий рядом,
пустующий дом приспособили под подсобные помещения: кухню, столовую, изолятор.
Дети сразу пошли в школу, вместе ссельскими ребятишками включились в работу по помощи фронту: девочки -
вязали носки и рукавицы, мальчики - подшивали валенки, помогали отправлять на
фронт посылки. Многие подросткиубегали на фронт, но, как правило, их
возвращали назад. Но, вот,мой брат
Володя, сдружился с двумя мальчишками, они часто приходили к нам в дом. Брат их
частенько, чем ни будь, подкармливал. Имена я уже не помню, а вот фамилии,
почему то запомнила – Шатохин и Громов. В детском доме они пробыли не долго,
оба убежали на фронт. Им было уже по 16 лет, прибились к составу с солдатами,
уходящему на фронт. Позже, брат рассказывал, что один из них погиб, а другой
прошел всю войну.
После войны, почти у всех ребят, нашлись
родственники. У кого то вернулись отцы с фронта, кого то из ребятишек забрали
тети, дяди, старшие братья, сестры. Война научила людей беречь друг друга, и
потому семьи стремились объединиться вместе.
Многие семьи эвакуированных сдружились с сельчанами
и после войны долгие годы вели переписку. В наш дом, например, долгие годы
приходили письма от Ленинградцев Киселевых и Муромчан Павловых.
В этом разделе я предлагаю рассказывать не только об обычаях и традициях села, но и рассказывать деревенские байки и легенды которые Вы слышали от своих родителей, бабушек и дедов, можно делиться рецептами деревенской кухни....