Из воспоминаний Alexander Neustadt (San Francisco) В том 1941 году мне исполнилось шесть лет. Был конец июня, а в нём первая бомбёжка, железнодорожная платформа загруженная какими-то ящиками и мы с какими-то пожитками, которые успели схватить в какую-то неведомую дорогу. Где-то нас опять бомбили... Появление предположительного наклонения (-то) говорит о том, что шестилетний мальчишка не всё понимал тогда, а почти восьмидесятилетний человек не всё помнит сегодня.
Однако, зимой 1941 года мою мать, Соколовскую Иду Давыдовну, направили на работу воспитательницей? в Усть-Зулинский детский дом. О детях ленинградских слышал тогда: "тяжелые". Такими они и должны были быть, перенесшие уже бомбёжки, сложную эвакуацию, холод и голод войны. Мне кажется, что через некоторое время "тяжелые" как-то начали приходить в себя и становиться нормальными детьми и каждый со своими сложностями и простатой от Бога и от обстоятельств.
Сельсовет дал нам комнату в доме на пересечении двух улиц. Одна спускалась от церкви с горки до пересечения с улицей, которая шла мимо магазина, детдома, дома учительницы? и до моста через реку. Мы с матерью жили в детдоме в комнатах с детьми. Понятно, что привезти дрова оказалось нам не под силу. Помню ту зиму, было холодно, было босо, было голодно. Наша обувь обветшала, одежда была лёгкой... Что-то предпринималось: прошла молва, что для нас где-то уже плетут лапти. Мы не пошли, а побежали в школу. Мимо дровеника у кухни, вверх, через забор из тонких сосновых жердей, туда, где стояла двухэтажная школа из посеревшего бруса. Помню: парты, потёртую книгу русских народных сказок, тетради прописей (калиграфия) и "мама мыла раму". *********************************
Я помню себя в каком-то доме. Какие-то девочки показывают мне "альбом" (сшитая терадка). В ней стихи или песни, и все они украшены цветными карандашами. Возможно в этом же доме меня угощали то ли пареной, то ли печёной репой. Какая-то женщина вынимает рогачём чугунок из печи, а в нём репа... И опять к еде: мне кто-то говорит: "это пирог с рыбой" и опять кто-то снимает верхной слой теста, а там, в тепле, пристроились две рыбки (караси, линки?) и обе таращатся на мена белыми глазами. Плохо помню обстановку в доме. Да и простой она была: печь, полати, длинная скамья из толстенной плахи вдоль стены. Примитивно, но всё это придавало обитателям тёплый уют, простую пищу и крышу над головой. Да, завалинка вдоль дома. Летом я стою у прямоугольной грядки - у чуда агротехники суровой Зулы. Это сантиметров тридцать навоза, накрытого землёй, всё это огорожено густой рыболовной сетью (жуки запутаются). Ждали огурцов! А ещё кто-то вынимает из валенка слегка побуревший помидир...
***************************************************************
......Во дворе детдома старшие играли в лапту.
Иногда в игру принимали и нас, иногда катали на палках, но без злобы. Был ещё и
клёк, чиж. В бабки не играли - бабок не было ни у нас ни у родительских. А вот
чем занимались девчонки не помню. Помню одну девочку - Таню Полумордвинову и
парня-китайца по имени или фамилии - Ливанью. Он то откуда? *****************************************************
Я встал на перекрёстке, повернувшись лицом
к церкви. Справа, на стороне церкви "мой" дом. Перейдём дорогу от моего
дома в сторону детдома и там окажется магазин, который заперт всегда (что было
продавать-то?). Но я хорошо знаю, что там, прямо перед дверью за
прилавком, висит шкура росомахи, а справа на полке стоят лампы "летучая
мышь". Это ещё не галюцинация (погодите и это будет). Если спуститься вниз
по Вертикальной, то там уже где-то внизу был скотный? двор. Как-то там дядечка
налил мне банку сыворотки и я узнал смысл сепаратора. Зимой в детдоме
говорили, что по наметённому сугробу через крышу в тот двор забрались волки. А
вот получилось ли у них - не знаю. Кажется нет. ***************************************************************
К церкви я ходил летом по грибы. Ничего
особенного - сыроежки, несколько земляничек, замечательные берёзы, безлюдие.
Тёс церкви был покрашен в серо-голубое, двери всегда были заперты. Детдомовский
интерес к церкви пробуждался зимой. Под левым окном, прямо под колокольней не
было одной доски - отодрали. Тощие мы мальчишки залезали под тёс и там,
карабкаясь по срубу, добирались до того окна и там как-то уже через окно
прыгали на кучу зерна на полу. По горсти в карман и вон в грешный наш мир, а в нём
долго перетерали добытые зубами зёрна.
А зимой чуть ниже церкви начиналась лыжня
вниз по горке. Был даже трамплин, с которого я свалился несколько раз. В
детдоме было много лыж. Отуда? Но креплений к ним не оказалось. Верёвками,
лыком, чем попало мы крепили лыжи, а для коллективного бобслея старшие умельцы
сколачивали из пары лыж санки. И опять вниз, но уже с визгом и криками.
|