Ю.С. Чирков
СОЛЯНАЯ ДОРОГА ИЗ ПЕРМЯКОВ
По мере сооружения автомобильной дороги Соликамск - Коса, частично совпадающей с участком старого Сибирского тракта, возрастает интерес к той территории, особенно за селом Уролка и поселком Басим. В прошлом веке она как-то обезличилась в глазах соликамцев. Поверишь словам Даниэля Дефо, который сказал от имени Робинзона Крузо: «Проезжая по лесам этой пустыни...». Исторически это объяснимо тем, что за Камой простиралась территория Чердынского уезда.
Между тем, если покопаться, впереди любопытнейшая местность. Говорят, казаками Ермака заселены Березовка, Кондас, Щекино. Население Юрлинской волости представляет потомков сосланных Петром I взбунтовавшихся стрельцов. Там не услышишь и слова по-пермяцки. Наоборот, в деревнях сельской Чураковской волости жили одни пермяки. Позже образовались селения с разной степенью обрусения местного населения.
Впрочем, и сеть дорог была гуще, чем представляется теперь. Краеведы напоминают, что в 1870 году в Чердынском уезде начала действовать земская почта. Для нее было установлено два главных и три побочных маршрута, которые охватывали все волости. Самым протяженным был маршрут от Чердыни до села Усть-Зула - 315 верст. Он проходил через села Верхнее Мошево, Уролку, Косу, Юксеево, Юм и Юрлу. От него шел побочный путь — от села Коса в село Тайны и в село Усть-Чикурью - 95 верст. Позднее, с образованием новых волостей, были установлены побочные маршруты до села Большая Коча и деревни Чураки. Второй главный путь тянулся до Ныроба.
Земская почта отправлялась из Чердьни один раз в неделю, а с 1882 года к главным земским трактам она стала отправляться дважды в неделю. Путь почтаря от уезда до Усть-Зулы занимал туда и обратно пять суток. Почта шла без остановок днем и ночью, а для сдачи корреспонденции в волостное управление отводился только один час.
А от наших лесников я услышал о существовании неофициальной «соляной дороги из пермяков» в Усолье.
Дед лесника Урольского лесничества Ивана Николаевича Леонтьева, который родился в 1889 году, пешком ходил за солью с холщовым мешком. Соль спасала его, когда власти начинали трясти с него недоимки. Соль ценилась очень высоко. Кстати, на современной карте я разглядел название Несоли, похоже, те жители были известны в старину недосолом на столе. Путь ходоков за солью пролегал, говорят, через Васькино, Петухи, Шишкино, Малые и Большие Кокорники, Лёвино, Кондас, а «ходкое население» - минуя деревни, по старым тропам.
Журналист Николай Федосеев, уроженец Косы, тоже рассказывал мне, что его дед ходил в Усолье за солью. Как помнит рассказы, дед уходил из дома под утро, часа в три, и к ночи успевал вернуться. Ходили или по дороге, или, минуя деревни, когда замерзали болота, по старым лесным тропам. Больше того, отправляли специальные соляные обозы: жители Косы сами по себе, а жители окрестных деревень - Новое и Старое Гущино, Чирково, Юла, Войвыл, Пуксиб - собирались вместе. Как он предполагает, отправлялись по старому Сибирскому тракту через Логиново, после Уролки сворачивали на дорогу к селам Сирийское, Березовское, Ощепковское, Усольское.
Однажды подумалось: по этим дорогам ходили и горемычные чердынские крестьяне Пила и Сысойко - персонажи повести Федора Решетникова (1841-1871) «Подлиповцы». Федора Михайловича теперь мало кто знает, несмотря на его несомненные заслуги перед русской литературой: вместе с Маминым-Сибиряком стал открывателем уральской темы, с большой силой и глубиной показал важные стороны народного существования. В 1864 году в журнале «Современник» Некрасова появилась его лучшая повесть «Подлиповцы». Критика отмечала, что после нее о крестьянине и рабочем стали писать иначе - сухо, просто и спокойно. Решетников научил писателей и читателей думать о народном горе не свысока, а как о настоящем человеческом горе - во всей его глубине, тяжести и уродстве.
Характерно, что недавно поэт Михаил Смородинов в рецензии на фильм лауреата Государственной премии Анатолия Балуева «Мам» с похвалой отозвался: «Документальная съемка подчас видится более художественной, нежели многие нынешние так называемые художественные фильмы. По силе воздействия некоторые кадры сравнимы с прочтением «Подлиповцев» Федора Решетникова» («Звезда» за 27 февраля 2004 года).
Имена Пила и Сысойко стали нарицательными. Это крестьяне бедной пермяцкой деревни Подлиповки Чудиновской волости (может быть, автор имел ввиду Чураковскую?) Чердынского уезда. По документам они числились как Гаврило Гаврилович Пилин 40 лет и Сысой Степанович Сысоев 20 лет. «Подлиповцы говорят по-пермяцки. Плохо понимая наши слова, они, хотя и выговаривают их, но в исковерканном виде. Выговор их походит на выговор крестьян Вятской и Вологодской губерний». «И веровать они по-христиански не хотят», образа достают с полатей только для священника.
Пила «был человек добрый, пробойный и работящий. Он один из подлиповцев понял, что, ничего не делая, жить нельзя; он как-нибудь старался приискать себе работу, сбыть ее, а главное, - услужить своим подлиповцам». Пока не утопил ружья — стрелял дичь. Сбывал в селе и городе кадки, кузовки и лапти, через знакомого с постоялого двора находил себе покупателей. «Если в городе ничего не покупали, Пила шел собирать ради Христа и потом делился с подлиповцами». Худо-бедно, стал лечить крестьян травами.
Предприимчивый Пила спокойно мог оказаться среди путников «соляной дороги», ведь «для него ничего не значило съездить за сто верст» в город, в уездный центр (на лошади это четыре дня с ночевкой в деревнях, как сообщается в повести).
Однако после смерти Апроськи («в деревне все больны от мякины и коры»), дочери Пилы, которую любил Сысойко, они решили уйти от горькой, нищенской жизни на поиски «богачества» в бурлачестве. «Насобирав на дорогу хлеба, купив на собранные деньги два мешка и по две пары лаптей, подлиповцы с Матреной и детьми ее отправились бурлачить. К ним пристали еще четыре крестьянина...». Им предстоял долгий путь из Чердыни в Усолье, а там до Яйвы, Косьвы и Усьвы, до Чусовой и Камы. Как вы помните, Пила и Сысойко доби- | лись своего, стали бурлаками, но им не повезло, на обратном пути, когда баржа наскочила на мель, они погибли.
Нарисованный Решетниковым пеший переход из Чердыни в Усолье, который занял около шести суток, не во всем совпадает с маршрутом «соляной дороги», зато замечательно показывает атмосферу путешествия, утерянную вместе с лошадками, колокольчиками, санями, телегами, деревеньками, бедными, плохо одетыми странниками.
«Идут наши подлиповцы по большой дороге, ухабистой и частью занесенной снегом; идут по сугробам и ругаются. Мороз как назло щиплет им и щеки, и колени, и пальцы ног и рук, и уши; хорошо еще, что по обеим сторонам лес густой и высокий. Подлиповцы привыкли к холоду, и их только злят проезжие в повозках и с дровами: нужно сворачивать на сторону; а как своротил, так и увяз в снегу по колено, а где и больше».
«Сколько проехало мимо них повозок с теплыми шубами! Подлиповцы им кланялись, снимая шапки и удивляясь звону колокольчиков, и долго стояли на одном месте, глядя на удаляющуюся повозку. Сидевшие в повозке не только не кланялись им, но не глядели на них». Кто зазевался, не успел своротить с дороги, мог получить по спине витнем. А попадут мужики поздоровей, почтальону саблей приходится спасать ямщика.
«Наконец, попалась деревня. Все они разбрелись по домам. Добрые хозяева, расспросив, куда они идут, пустили их на печки. Подлиповцы и товарищи их, отогревшись на печках, закусив тем, что дали им хозяева, которые были позажиточнее подлиповцев, отправились опять в путь».
На подлиповцев большое впечатление произвело село Усолье, расположенное на берегу Камы, дома и варницы, общее оживление, занятые работой люди. Словом, увидели совсем иную жизнь.
Они видят соленосов с мешками у амбаров. Заходят в помещение насосной, где рассол подается по жолобу в варницу, где «черная» соль делается белой, настоящей («четыре лошади, подгоняемые одним мальчуганом, шли кругом столба с колесами»).
На семи лошадях подвозят к варнице дрова. «Там в огромном котле, наподобие ящика в несколько сажен длины и ширины, что-то варилось, только виднелась седая пена, которую изредка мешали рабочие; над котлом разные перекладины поделаны да доски; на них не то снег, не то что-то серое и что-то каплет в котел с досок». Готовую соль ссыпают в амбары.
Один работник достал с полатей на лопате соли и подал подлиповцам. Интересно восприятие большого количества соли, ведь дома расходовали дорогой продукт щепотками. Пила положил соль в мешок, в котором был хлеб. Его предупредили, что так хлеб испортится. Выбросить? Жалко. Решили ее съесть. «Подлиповцы расположились есть хлеб, посолив его круто солью, до того, что есть вовсе нельзя было. Однако они соль эту ссыпали на другой кусок. Наевшись, подлиповцы еще попросили соли и завязали, каждый по ровной части, в концы пол своих полушубков...».
Остается удивляться, каким образом молодой писатель в деталях познакомился с жизнью беднейшего населения. Вероятно, жалость, сочувствие к ним помогли его проницательности. В конце концов он сам был одним из несчастных. Девятимесячным ребенком остался сиротой, рос приемышем в семье родственников в Перми. Его били, и из веселого мальчика он стал озорником. Его отдали в уездное училище, там также били тринадцатилетнего Федора, служившего в почтовой конторе, за служебную провинность сослали на трехмесячное покаяние в Соликамский мужской монастырь, где он «познал нечестие монахов» и выучился пить горькую. Позже дурная привычка, болезнь легких лишили его сил, душевной устойчивости и здоровья, что привело к ранней смерти талантливого человека.
Его плач по погибшим бурлакам можно отнести и к самому Федору Михайловичу: «Родился человек для горе - горькой жизни, весь век тащил на себе горе, оно и сразило его... Вся жизнь его была в том, что он старался найти себе что-то лучшее».
Наверное, так и есть: надежда умирает последней. В повести счастье улыбнулось малолетним Павлу и Ивану. Отставшие в пути от родителей, они устроились кочегарами на пароходе, узнали его устройство, каждый уголок, что для чего служит. Зимой находили занятие на пристани: лед колоть, дрова, воду носить, быть кучером. Ребятишки увидели большие волжские города, научились читать, между тем как их отец умел считать только до пяти. Им интересно настоящее. Им интересно думать о будущем. Они любят разговаривать о том, как встретят отца и мать и снова заживут вместе, уже в достатке.
Из книги: Ученые записки. Вып.2-3.Ч.3:
Материалы IX-X научно-практической конференции
преподавателей-предметников, студ. СГПИ и школьников, 2004
|